Было что-то в этой юной девушке, чего Оберон доселе не видел в других невольница. И дело совсем не в больших глаза, чей цвет может поспорить с палитрой океана, и не в волосах, так похожих на расправленные золото. Не в милых сердцу чертах, мягких и нежных губах, подобных лепесткам чайной розы, и не в гибком стане, который так приятно обхватить широкими ладонями. Поэты могли бы воспеть красоту невольницы, но вряд ли ей это было нужно. Адель не просто знала, что она красива, но считала красоту своим проклятием. Но на деле все могло оказаться гораздо хуже. Будь француженка дурнушкой, пираты оставили бы ее себе для утех, а после безжалостно вышвырнули бы за борт на корм рыбам. Или продали на рабском рынке в один из борделей, которые шах запретил. Однако глупо увещевать ее, в ответ Оберон услышит лишь сожаления о своей участи.

- А ты уже думала о том, что я могу быть привлекателен? - говорит он, цокнув языком, глядя на невольницу снизу вверх. Хитринка так и искрит в черных глазах мужчины. - Я думаю, это... как говорят ученые мужи? Прогресс.

Ее щеки очаровательно вспыхивают, то ли смущением, то ли гневом. Оберон же, весьма довольный, возвращается в седло и наблюдает за тем, как слуги грузят добычу.

- Кому-то сидеть и вышивать на пяльцах, хвастаться нарядами и драгоценностями. А кому-то отправляться на охоту или на войну, - он пожимает плечами. - Всевышний разделил мужчину и женщину, и каждому уготовил свою участь. Но кто знает, что будет через сотню лет? Возможно, власть захватят женщины, и уже мужчины будут смирно сидеть дома, покрывая голову и воспитывая детей. Ты слышала легенду об амазонках? Говорят, где-то в океане еще существует затерянный остров, куда никто не может добраться. И там живут одни женщины. Интересно, как они рожают детей и увеличивают число своей армии?

В голосе его звучит ирония. Легенда легендами, но жизнь такова, что женщины предназначены для продолжения рода. Как и мужчины. Горе тому, кто не в силах породить дитя. История арабского мира знала времена, когда гарем был полон не только прекрасных девушек, но и волооких юношей. Они одевались, вели себя и говорили как женщины. Услаждали взор и тело повелителя. Какое счастье, что времена эти давно прошли.

- Почему ты решила, что мне нужна женщина, которая будет восхищаться мной? - Оберон выныривает из своих мыслей, глядя на Адель с недоумением. - Это глупо. Не ты глупая. Глупо то, что ты считаешь правильным для меня. Я пригласил тебя на охоту потому, что ты скучала в стенах гарема. Тебе не очень нравится учиться нашему языку, ты презираешь наши традиции. И вряд ли тебя восхищают дорогие ткани и украшения, которыми полон гарем. Ты не похожа на девушек, которым нравится дни проводить в лености и ничегонеделании, поглощать сладкий рахат-лукум и пахлаву, а заодно сплетничать и плести интриги. Охота - прекрасная возможность проехаться, размять кости и вдохнуть в тело новую жизнь. А еще тут очень красивый лес, ты не заметила?

Он улыбается, но Адель уже этого не видит. Просто отворачивается. Оберон подавляет вздох и дает приказ следовать дальше, за собаками, которые вновь почуяли дичь. Охота продолжается, но Аллаху нынче приятно в очередной раз напомнить своим детям, что сегодняшнее действо есть не просто увеселительная прогулка. Или же он просто наказывает шаха за дерзость взять с собой на охоту ту, чье место в постели.

Поднимается невероятная суматоха. В ней стражник, приставленный к девушке, теряет ее из виду, а после и вовсе сваливается с лошади, когда прямо перед носом той проскакивает огромный кабан. Оберон сдавленно выругивается, силится развернуть своего скакуна, пока тот еще сохраняет разум, но бесполезно - вокруг сгрудилось слишком много всадников. Кабан резко дает влево, направляясь к сгоревшим деревьям и вдруг останавливается. Маленькие глазки его наливаются кровью - зверь увидел Адель. Платок сбился, открывая лицо и золото волос, но кому сейчас какое дело до того, что между мужчинами затесалась наложница из гарема?

- Валите его! - гаркает шах, дернув за поводья. - Копье! Дайте мне копье, шайтан вас забери!

К нему силится протиснуться один из слуг, держащий наперевес древко с блестящим длинным острием. Лошадь Адель в панике убегает на дальний конец поляны и, слава Аллаху, там останавливается, в испуге косясь на всадницу и ее врага. Кабан роет землю мощными копытами, приближается медленно, явно намереваясь пронзить девушку клыками, насадить ее, как глупые дети насаживают бабочек на иголки, а после смотрят, как те корчатся, топорщив красивые крылышки.

Близко. Совсем близко. Зверь чует страх, взвизгивает и бросается вперед. Однако копье уже летит вперед и находит своб целью Кабан издает предсмертный вопль и падает на землю, заливая пожелтевшую толпу густой багровой кровью. Несколько предсмертных судорог, и дикое животное навеки замирает, устремив в небеса невидящий взгляд.

Оберон вновь грязно  выругивается и спешивается, чтобы подбежать к Адель и упасть рядом с ней на колени. Сейчас уже не до платка, не до скрытности, шах заключает девушке в объятия. Его пальцы быстро и чутко пробегаются по телу, безо всякого любовного подтекста, он ощупывает ее на предмет ран.

- Ребро сломано, - тихо говорит он и поворачивает голову к слугам. - Принесите носилки. Помогите раненым. Кабана на лошадь. Мы возвращаемся в лагерь.

Вот так бывает тоже. Охота - не только место для удовольствия. Опасность подстерегает повсюду. Оберон убирает прядку волос с чужого лба и прижимается к нему губами. Ему кажется, что Адель горит.

- Не двигайся, - говорит он. - Лекарь перевяжет тебя в лагере.

Подпись автора

До лагеря только на лошадях близко, но из-за носилок, где раненые лежат, приходится ехать медленно. Аллах и без того одарил охотников своей милостью: круторогий олень и мощный кабан прекрасная добыча, сегодня вечером украсить шахский стол. Часть отправится в гарем вместе с приветом светлейшей валиде, которая непременно большой праздник устроит. Но сейчас это менее всего занимает Оберона, который за носилками идет пешком, время от времени касаясь руки раненой невольницы.

- То, о чем ты говоришь, есть гордыня, и Всевышний говорит нам, что она - великий грех, - сердцебиение успокаивается постепенно, и даже лай собак, все еще разгоряченных охотой, более шаха не тревожит. - Меня задели твои слова только по одной причине. Ты, как и многие, решила, что мне нужно восхищение. Это не так.

Перед пригорком приходится немного задержаться. Раненых несут очень осторожно, однако то и дело слышатся стоны - очень уж извилистой и узкой вышла тропа. Но благодаря милости Всевышнего удается подняться без происшествий. Оберон подходит к носилкам вновь, смотрит на Адель задумчиво и качает головой.

- Даже в таком состоянии ты продолжаешь спорить. Можешь считать меня ужасным человеком, это право, которого я не могу тебя лишить. И не хочу. Мне не нужна безголосая рабыня рядом. Я всего лишь пытался облегчить твою участь.

На лбу его появляется глубокая морщина, мужчина явно о чем-то раздумывает. В общем-то, в словах девушки была своя правда. Женщина в Басре стоила чуть меньше хорошей породистой лошади и предназначена была исключительно для продолжения рода. Но также было и в европейских странах, кичившихся своей прогрессивностью. Когда в семье рождалась девочка, это воспринималось как наказание Бога, и несчастный отец уже подсчитывал, сколько средств нужно потратить на приданное. Мальчик же был желанным подарком, настоящим даром - наследник, который продолжит род. Земли были разными, но отношение к детям не менялось. Никогда.

- Я не думаю, что можно заставить кого-то полюбить силой, - приходится пригнуться под ветвями деревьев. Оберон выпрямляется, непрежно смахивая с одежд маленький зеленый листочек. - Это невозможно. Но я так же неволен, как и ты, если рассуждать с точки зрения любви. Когда-нибудь и у меня будет супруга, выбранная по качествами физическим и физиологическим. Даже красота не будет иметь значения, только знатность рода и крепость тела для того, чтобы выносить и родить ребенка. Желательно ни одного. Жизнь диктует нам свои правила, прекрасная Адель, и какой бы силой и властью ты не обладал, даже будучи мужчиной, ты вынужден им подчиняться.

Странно вести философские беседы сейчас, когда она изнывает от тянущей боли. Но вот вдали уже показываются шатры, и лекари бегут наперегонки, чтобы помочь с ранеными. Адель относят в шатер Оберона и помогает лечь на кровать. Лекарь, мужчина с суровым изможденным лицом, выгоняет всех прочь, и даже шаху не дает остаться рядом с невольницей.

Он помогает девушке избавиться от верхних одежд и сесть спиной. Чуткие пальцы аккуратно проходятся по ребрам, нажимают, вызвав стон, лекарь цокает языком, подтверждая ранение. Ребра сломаны, не одно, не два, а целых три. Время наложить успокаивающую мазь, которая снимет боль, а после плотную повязку.

- Постельный режим, побольше сна и никаких скачек, - говорит мужчина, моя руки в серебряном тазу.

Он зовет Оберона, тихо рассказывает ему о лечении и покидает шатер, чтобы помочь другим раненым. После себя лекарь оставляет чашу с целебным отваром.

- Что ж, мне жаль, что так получилось, - Оберон садится на корточки, подле Адель, и протягивает ей чашу. Смотрит снизу вверх, исподлобья, и лицо его выражает искреннее сочувствие. - Я рад, что ты осталась жива. К сожалению, на охоте подобные случаи не редкость. Вероятно, Аллах наказывает меня за излишнюю самоуверенность и за нарушение правил. Ты должна была остаться в гареме.

Шах замолкает, думая о том, что теперь сказать валиде. Хафса-султан придет в ярость, узнав об охоте, но ведь можно и солгать. Для этого придется оставить Адель в ее комнате с небрежным "Она просто поскользнулась и упала, когда шла в хамам". Или же...

- Ты можешь пока пожить в моих покоях, - он потирает небритый подбородок. - Там никто не посмеет причинить тебе вред. От занятий музыкой и танцами, очевидно, придется отказаться на какое-то время. Но ты же не будешь против?

Тонкая многозначительная улыбка. Они оба все прекрасно понимают. Горячая нелюбовь Адель к обучению гаремным наукам почти так же сильна, как ее желание как можно скорее покинуть дворец.

- Пока ты приходишь в себя, возможно, мы получим письмо от твоего отца.

Подпись автора

Плохая идея, хорошая идея, становится уже неважно, ибо что сделано, то сделано. Аллаху было угодно, чтобы сегодня утром Адель покинула пределы дворца и в компании мужчин отправилась на охоту. Пути Его неисповедимы, Оберон был всего лишь рабом Всевышнего, повиновался внезапному желанию, а теперь расплачивался, глядя на раненую девушку. Гаремные пташки хрупки, француженка же сделана из другого теста - поразительно, что она даже не лишилась чувств от боли! Однако снадобье, приготовленное лекарем, действовало быстро, избавляя страдалицу от неприятных ощущений. Жаль только, оно не прибавило ей покладистости или, на худой конец, не лишило временно возможности говорить.

- Я был бы очень раздосадован, если бы ты погибла, - коротко отвечает шах, качая головой. - С жеребцом все в порядке. Он напуган гораздо больше, чем ты. Его отведут в конюшню, где главный слуга осмотрит его. Но травм никто из нас не увидел. Ты обязательно навестишь его, когда будешь в порядке.

Впору говорить о том, что породистый скакун стоит в арабской империи гораздо больше строптивой наложницы, но вряд ли Оберон сейчас настроен продолжать полемику. Зато Адель приносят бумагу и перья с чернилами, чтобы она могла написать письмо, а шах исполнить обещанное. На это время он покидает девушку, отправляясь отдать указания возвращаться во дворец. Полдень был в самом разгаре, жара уже вступила в полную силу, а с ранеными обратная дорога заняла более трех часов. Тем не менее, по возвращении Оберон сдержал слово и вызвал гонца, наказав ему немедленно отправляться во Францию, но сперва зайти к мастеру над монетой, отвечающему за казну. Щедрые дары отправятся вместе с письмом, и там же будет приложено личное послание от Повелителя всего мира.

Адель и правда приносят в покои султана, кладут на широкую кровать. Вскоре приходит дворцовый лекарь, почтенный Мехди-ага, чтобы проверить самочувствие невольницы и приготовить для нее снотворный чай. Выпить его нужно непременно после еды, ту приносят тоже, с непременным кусочком убитого на охоте зверя. Вскоре звучит призыв к дневном молитве, и дворец погружается в тишину.

До самого вечера Адель остается одна, лишь однажды к ней пускают служанку из гарема, которая помогает госпоже пройти в хамам и смыть с себя пыль. Увы, каждый шаг дается с трудом, но обезболивающее, оставленное лекарем, помогает. Служанка приносит чистые одежды, облачает в них Адель и настаивает на том, чтобы она легла вновь.

В ночи двери в покои открываются, на пороге появляется рослая фигура Оберона. Раздраженный донельзя, он заходит внутрь, мельком смотрит на постель со спящей девушкой и проходит дальше, чтобы скрыться в тишине собственного кабинета. Там, на широком столе, лежат инструменты для ювелирного дела. В маленьких мешочках таятся кусочки золота и серебра и драгоценные камни, на жаровне ютится плоское широкое блюдо с носиком - здесь плавят драгоценный металл.

У каждого свои методы расслабления, Аллах благословляет ремесленников, и у шаха имелось увлечение помимо сложения стихов. Украшения, выходившие из его рук, были необычайно хороши, за Обероном шла слава умелого ювелира, и ни один злой язык не уличил бы тех, кто поет оду чужому мастерству, в лживости речей.

За окном тишина, лишь одинокая ночная птица поет свою песнь, пока пальцы шаха умело перебирают круглую изящную заготовку - это будет женское кольцо. Камень подобрать сложно, но отчего-то в памяти появляются глаза прекрасной невольницы, глубокие и синие, словно море. В одном из мешочков находится овальный сапфир, и остается лишь аккуратно положить его в миниатюрные золотые лапки и сжать их.

Раздражение шаха ясно лишь ему одному. Разговор с валиде за ужином не закончился ничем хорошим - разумеется, ей уже донесли о том, что строптивую рабыню взяли на охоту, и это нарушение всех традиций привело женщину в ярость. Безродная чужеземка, так и не принявшая истинную веру, доставила немало хлопот всему гарему, а вместо того, чтобы исправно наказать, ее награждают подарками! Про письмо Оберон умалчивает, понимая, что это приведет валиде в еще большую ярость, и, бросив строгое:

- Я так решил. Такова моя воля.

он удаляется прочь. Хафса-султан долго ходит по своим покоям, не в силах унять гнев, но сейчас она бессильна что-то сделать. Достать рабыню из покоев собственного сына, которые охраняют лучшие янычары империи, совершенно невозможно. Подкупить служанку и отправить Адель? Слишком рискованно, и не такова была валиде, чтобы подло и бесчестно лишить невинного человека жизнь.

Подпись автора

Голос разрешает тишину, заставляя вздрогнут. Шах поднимает голову, щурится в темноту и опускает на стол маленькую цепочку с изящным замком. Но нет, показалось, видимо, невольница разговаривает во сне. Лекари, дававшие лекарство, предупреждали, что они достаточно сильные, чтобы отуманить разум. Если бы это услышала Адель, непременно съязвила бы, мол, почему бы вам не давать их мне постоянно? Все лучше, чем болтливая бесполезная рабыня.

Он ловит себя на том, что улыбается. Забавно, ведь они совершенно не знают друг друга. Всемогущий повелитель всего мира и маленькая строптивая лань. Зачем он отправил то письмо? В слепой надежде, что отец откажется от своей дочери, пожалеет золота ради ее спасения? Просто беспокоится о том, что обратный путь также может быть опасен, на нем могут встретиться пираты, которые решат оставить прекрасную невольницу себе, потеххи ради? Или напротив, захотят продать ее в гарем иранского шаха, например?

Слишком много вопросов и ни одного ответа. Валиде считает, что разум ее любимого сына затуманили пустынные джинны. Пусть так. В историю о том, что стерпится-слюбится, Оберон не верил. Девушек в его гареме учили ублажать шаха, быть желанными и доступными. Сплошная скука, никакого удовольствия, кроме наслаждения плоти. Но у повелителя другая цель - рождение наследников. И маленькая рабыня-француженка совершенно для нее не подходит.

И тогда зачем она здесь? Шах устает терзать себя вопросами и ложится спать в той же комнате, где спит крепким сном Адель. Ей дали имя Махпейкер, но кажется, оно ей совсем не нравится. Удивительно, почему?

Утром снова появляется голос. Оберон к тому моменту успевает умыться и одеться с помощью молчаливых слуг. Государственные дела не ждут, но сначала завтрак. И разговор. По его приказу приносят столик с кушаниями - кое-кому следует есть очень осторожно, дворцовые повара расстарались на славу, отварив вчерашний улов и приготовив свежие овощи. Столик ставят поближе к кровати, Оберон садится прямо на мягкие подушки. Теперь Адель возвышается над ним.

- Как ты себя чувствуешь? - спрашивает он для начала, заворачивая кусочек оленины в мягкий лаваш. - Я не выделяю тебя. Нас обоих ведет Аллах. Ты обратилась ко мне с просьбой. И мы заключили сделку, ты помнишь?

Кажется, гораздо проще общаться с ней с помощью дипломатии. Не добавлять чувств, не заставлять смятение подниматься в душе. Пусть это будет обычная торговая сделка, как бывает на рынке. Тем не менее, Оберон преследует свои цели, о которых пленнице лучше не знать.

- Гарем не самое лучшее место для раненой девушки, - говорит шах. - Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, ведь в этом случае полетит первой моя голова.

Он беспечно улыбается. Разумеется, если бы Оберон и в самом деле был хранителем султанских покоев, он бы ни за что в жизни не приказал принести наложницу султана в своих комнаты - это и правда верная смерть. Но раз уж Адель не нравится учиться, значит, порядков дворца она не знает. Пусть это так и останется для нее тайной.

- Мне нужно уйти сейчас, дела не могут ждать, - он заканчивает завтрак и встает. - Скоро молитва. Отдыхай. Если тебе что-то понадобится, позови слуг - они всегда тут, за дверью. Постарайся не вставать.

Оберон уходит, оставив Адель в одиночестве. Ему хочется думать о ней, о том, как хороша она без этих гаремных уловок вроде терпких масляных духов, роскошного платья и легких косметических средств. Совершенно очаровательная, растрепанная и такая теплая после сна.

Никто не беспокоит Адель. Лишь ближе к полудню приходит лекарь - приносит лекарства и делает перевязку. Он внимательно осматривает девушку, также рекомендует поменьше двигаться, а заодно отдает ей несколько книг на французском языке. Лекарь лаконично говорит, что таково пожелание хранителя покоев - отчего-то в этот момент он выглядит слегка нервным и торопится уйти.

Однако очень скоро двери снова открываются, являя взору девушки двух закутанных в платки женщин. Когда двери закрываются за их спинами, обе снимают чадру, и оказывается, что возрастом едва ли они старше Адель. Та, что повыше, с кудрями цвета воронового крыла, дерзко смотрит на француженку и презрительно цедит на дрянном французском:

- И эту замухрышку с тощими бедрами до сих пор оставили во дворце? Это ничтожество недостойно взора нашего повелителя!

- Так и есть, госпожа, - смиренно поддакивает вторая женщина. - Уродливая худая девка.

Отредактировано Oberon Hassani (2023-01-07 16:49:11)

Подпись автора

Жизнь Кадиры в гареме напоминала рай на земле. С тех самых пор, как ее отец, черкесский князь Георгий заключил договор с почтенной валиде-султан и отправил единственную дочь в Баср, где Нурия приняла новое имя Кадира - сильная, способная, - она не знала иного счастья, кроме того, что полагалось ей во дворце. В скором времени девушку представили шаху, она пришлась ему по вкусу и со временем заняла место главной фаворитки. По приказу валиде Кадиру переселили на этаж, где жили любимые наложницы повелителя, и наказала ей усердно молиться Аллаху, чтобы тот как можно скорее послал своей рабыне сына. Это укрепило бы положение наложницы, но пока Всевышний оставался глух к ее мольбам.

Когда в гареме появилась Адель, эта бешеная француженка, Кадира обратила на нее внимание не более, чем на очередную глупую рабыню, которую очень скоро сошлют на кухню, делать черную работу, или, того хуже, отвезут обратно на рынок и продадут в дом увеселений. Однако время шло, Адель все еще оставалась в гареме, более того, ее переселили в отдельную комнату и каждый день учителя ходили к ней так, словно она уже мать шехзаде!

Кадиру душили злоба и непоминание. Она разговаривала с Хафсой-султан, однако та отделывалась краткими словами успокоения, мол, все идет, как надо, девушка перспективная, если не попадет на ложе шаха, то ее сделают калфой и покажут, как учить и держать в строгости других девушек. Кадира не верила этому, слишком уж странной и взбалмошной казалась новенькая, а последней каплей стала священная ночь четверга. В эту ночь любимая наложница повелителя приходила к нему в покои и оставалась до самого утра, но в этот четверг Кадире не нужно было мыться в хамаме, выбирать самое красивое платье и украшения. Кизляр-ага заглянул к ней вечером и сухо сообщил, что шах нынче желает поработать и никого не хочет видеть.

- Как это? - девушка опешила, выронив сережку.

- Ты услышала, - главный евнух сурово сдвигает брови. - Ложись спать.

Он ушел, оставив ее в растерянности и слезах. Назлы, верная рабыня наложницы, принесла госпоже успокаивающего чая, и только это помогло Кадире заснуть. Утром она проснулась в решимости узнать, что же такого случилось и, отказавшись от завтрака, в сопровождении назлы отправилась прямиком к повелителю.

Что ж, смерти тощей бледной пиявке Кадира не желала. До тех пор, пока не увидела ее в покоях своего любимого шаха. Гнев затмил девушке разум, и вот щипцы уже впиваются в лицо Адель. Назлы кричит от ужаса, кричит и Адель, уже от боли, рабыня же дергает свою госпожу за руку и тащит ее в сторону цветущего сада - оттуда есть выход сквозь маленькую потайную калитку в стене, дальше через двор, по коридорам дворца до самого гарема. Они так и уходят, никем не замеченные в суматохе.

- Воду! Несите воду!

Крики доносятся до Адель, как сквозь толстую пелену. Двери раскрываются, внутрь влетает стража, какой-то янычар едва не наступает на хрупкую руку. Слуга дергает его за плечо и наклонятся, чтобы осторожно поднять и унести рабыню. Уже в коридоре тот замечает уродливый ожог и захлебывается страхом.

- О, Аллах, Аллах, что сделает нам господин!

До господина... доносят весть о пожаре. Оберон на совете дивана, хмуро слушает возбужденный шепот настоящего хранителя покоев, кивков головы отпускает визирей и быстро направляется в сторону, где до сих пор пылает огонь. Пожар для дворца ужасающий - выгорают шахские покои, полностью, выгорают и покои хранителя. С трудом, но слуги справляются, тушат огонь, Оберона же, следуя его приказу, проводят в комнату лекаря, где Адель уже обрабатывают свежую рану и дают обезболивающий отвар.

Шах встает, как вкопанный, смотрит за суетящимся лекарем, а после подходит к ложу и опускается на колени. Ладонь его, необычайно горячая, касается плеча Адель.

- Посмотри на меня, - мягко просит Оберон. - Посмотри и скажи мне, луноликая, кто сделал это с тобой? Кто посмел?

Подпись автора

Он отшатывается от девушки, словно получив пощечину, и смотрит неверяще, но без гнева, лишь с одной скорбью и... виной? Да, именно виной, это чувство, мерзкое, липкое, совершенно чуждое Повелителю всего мира давит на грудь сейчас не хуже горького дыма, которое терзает сейчас Адель. Какое-то время Оберон молчит, будто бы раздумывая, но в голосе совершенно пусто, как если бы там сейчас гулял один ветер, а после он трогает лекаря чуть повыше запястья и отрывисто говорит:

- Сделай все, что в твоих силах и даже больше. Она должна выжить.

- Но... господин... - седовласый муж вытирает пот со лба и растерянно смотрит на шаха. - Как же ее лицо?

- Если удастся сохранить хотя бы осколки былой красоты, пусть так. Но сначала позаботься о ее здоровье.

Лекарь склоняет голову, Оберон же, более ни на кого не глядя, выходит из комнаты. В коридоре его уже ждут начальник дворцовой стражи и хранитель султанских покоев, а еще один из евнухов, заплаканный, жирный, совершенно некрасивый человечек. Дрожа перед гневом шаха, он быстро рассказывает о том, что мешочек золота от госпожи Кадиры заставил его прикрыть глаза на недолгое отсутствие. Но, слава Аллаху, с любимицей повелителя ничего не случилось, она уже в своих комнатах, в целости и сохранности!

- Увести, - говорит Оберон и сворачивает налево. - Рустем-паша, доложи обстановку.

- Две девушки из гарема пробрались в ваши покои, мой господин, - Рустем спешно идет следом, опустив глаза в пол. - Ваша наложница и ее служанка. Стражники у дверей слышали крики, затем удар. После начался пожар.

- Что ты думаешь? - отрывисто вопрошает шах, замерев в переходе между двух коридоров.

- Я думаю, что шайтан овладел госпожой Кадирой, и ревность затмила ей разум, - отвечает хранитель покоев, переглянувшись с начальником стражи. - Но у меня нет доказательств для такого серьезного обвинения.

- Довольно, - Оберон устало прикрывает глаза и трет веки. - Я иду в гарем. Рустем-паша, позаботься о том, чтобы мои покои привели в порядок как можно быстрее. Стражников на входе вели высечь и отправить в дальнюю провинцию, пусть служат там. Евнуха казнить немедленно. Девушку, которая сейчас находится под защитой лекаря, обеспечить всем необходимым. Докладывать мне каждый час. Что до Кадиры...

Он замолкает.

- С Кадирой-хатун я разберусь сам.

- Один только Аллах знает, что наговорила ему эта змея! - Кадира нервно ходит по покоям, заламывая тонкие руки. - Лживая тварь!

- Госпожа, прошу вас, успокойтесь, - служанка тяжело вздыхает. - Все будет хорошо. Мы ушли быстро, никто не видел нас. Евнух и стража подкуплены, если хотите, я дам им еще золота...

- Нет! - наложница останавливается. - Не смей ничего делать без моего дозволения, Назира, иначе я прикажу вырвать тебе язык!

- Дорогу! Шах Оберон...

Закончить стражнику не удается. Двери распахиваются, обе девушки едва успевают встать, смиренно склонив головы. Тагир кивает служанке, та спешно выходит из комнаты, притворив за собой створки. Кадира чувствует, как сильно трясутся ее руки, делает шаг вперед и говорит:

- Повелитель мой сердца, господин мой, я...

- Замолчи, - глаза у Оберона темные, взор его пронзает девушку насквозь. - Я знаю, что ты сделала.

- Я...

- Как смеешь ты поднимать руку на святое, на мой гарем? Что с тобой? Прежнюю Кадиру я не узнаю.

- Господин! - рабыня заливается слезами и падает на колени. - Только позвольте мне объясниться, молю, всего эту малость...

- Я не хочу слышать твой голос. Я не хочу видеть тебя. Никогда.

Он выходит, уже не вслушиваясь в горькие речи, не замечая слез. Страшная усталость падает на плечи шаха, он и не помнит даже, как дошел до комнат, которые временно отвели в качестве шахских покоев. Не помнит, как раздевается, как слуги приносят ужин, к которому Оберон не притрагивается. Не помнит, как забывается тяжким сном, в котором языки пламени лижут лицо белокурой рабыни, а где-то за ее спиной хохочет Кадира.

Время лечит, лечат и мази, которые постоянно готовит лекарь. Страшные раны на лице Адель затягиваются, но уродливый шрам останется навеки, лишь посветлеет со временем, а остальное завершит загар. И косметика. Да, косметика, об этом суетливо говорит лекарь, заставляя девушку пить очередной снадобье. Ей приносят завтрак, следят за тем, чтобы она съела достаточно, а после разрешают впервые за долгие недели выйти в сад. Удивительно, но там Адель ждет Софи. При виде подруги девушка вздрагивает, но тут же берет себя в руки и осторожно заключает ее в объятия.

- Как я рада тебя видеть! - Софи счастливо улыбается, сдерживая слезы. - Давай посидим в беседке? Там рядом есть фонтан, будет не так жарко.

Неловкость молчания никуда не деть, но когда девушки садятся, Софи тут же открывает рот и выдает целый ворох сплетен. Шах не разговаривает с валиде-султан, не приходит к ней за благословением, ибо держит крепкую обиду из-за Адель. Ни одна девушка с тех пор не посещала его покои, а Кадиру, которая стала виновницей пожара, сослали во Дворец слез, где живут наложницы и жены предыдущего шаха. Что до Софи, у нее все в порядке, местный язык дается ей с легкостью, а еще учителя хвалят ее за усердие в игре на музыкальных инструментах и танцах.

- Как ты? - немного помедлив, спрашивает француженка.

Отредактировано Oberon Hassani (2022-12-17 20:11:10)

Подпись автора

Софи смеется и мотает головой, отплевываясь от воды, но это и правда помогает забыть о страшном шраме. Француженка хихикает, опускает ладонь в воду - к пальцам тут же подплывает золотая рыбка и с любопытством тыкается в них влажным носом. В гареме не держали никаких животных, за исключением кошек. Собака считалась нечистой, и одну наложницу немедленно выслали из дворца, когда она принесла сюда найденного щенка. Щенка тоже выслали. А жаль, малыш был забавным и очень красивым, с гладкой светлой шерсткой. Но увы, правила есть правила.

- В гареме скоро начнется самая настоящая драка, - Софи закатывает глаза и вынимает руку - вода в фонтане кажется ледяной, или же день нынче и правда выдался жаркий. - В хоод идет все - от шантажа до подкупа. Валиде пока никого не выделяет, присматривается к девушкам, но решают все кизляр-ага и хранитель покоев. Говоря, скоро они устроят большой праздник для шаха, куда позовут самых красивых наложниц, чтобы они пели и танцевали всю ночь. Кто-то из них получит фиолетовый платок.

Позабыв о несчастье подруги, Софи мечтательно улыбается, и становится очевидно, что она мечтает стать той самой счастливицей с платком. Это откроет двери в покои повелителя и сразу же возвысит невольницу. А если повезет забеременеть и родить мальчика, то и вовсе можно стать баш-кадын, главной наложницей.

Быстро же Софи приняла правила гарема и стала его частью.

- С другой стороны, вспомни традиции нашей страны, - француженка недовольно морщится. - Мой отец собирался выдать меня замуж за престарелого графа. Тот был женат три раза, Адель, три! Это какой-то кошмар. Все его жены скончались от родовой горячки, так и не подарив наследника. А я любила сына капитана нашей домашней гвардии. Пьер так хорош собой, ты бы знала! Мы мечтали сбежать вдвоем и пожениться, но тут отец задумал это глупое путешествие, перед свадьбой с графом, чтобы дать мне, как он сказал, напоследок глотнуть свободы. И в итоге я оказалась здесь. Сижу, как дурочка, учу чужой язык и целые дни провожу в компании самых настоящих змей.

Она дует губы и хмурится недовольно. Адель не знает, но светлый образ Пьера уже почти стерся из памяти ветренной француженки, вытесненный новыми впечатлениями и эмоциями. Софи была еще совсем юна, ее расположение легко покупалось дорогими тканями, украшениями и золотом. Возможно, рядом с графом она даже сумела бы стать счастливой. Сначала женой, а потом вдовой. И уже тогда выскочила бы замуж за того, кто действительно пришелся бы ей по нраву.

- Здесь есть возможность возвыситься над всеми, даже над королевой Франции, - осторожно продолжает Софи. - Нужно всего лишь сделать так, чтобы шах тебя заметил, и родить ему сына. А после можно заключить... этот... как его? Никах! Это брак между мужчиной и женщиной. И тогда ни одна наложница больше не сможет тебя подвинуть. Правда, для этого необходимо перейти в другую веру.

Она конфузится, понимая, что разговор зашел не туда. Адель уже много раз показывала свое отношение к исламской вере и исламской культуре, ее нрав круто отличался от того, что был у местных обитательниц. Но куда ее это привело? К боли и страданиям. Софи очень хотела, но боялась спросить, по какой причине Адель выделили из всего гарема и почему главная наложница шейха напала на нее. Бедняжка совсем не в курсе, что хранителем покоев притворился сам Светлейший, но любопытство продолжало терзать ее.

- Никто не говорил, когда ты вернешься обратно в гарем? - осторожно спрашивает она и касается руки подруги. - Понимаешь, я соскучилась, разумеется. Иначе и быть не могло. Но то, что ты находишься здесь, совершенно одна... Адель, это идет вразрез с местными правилами. Прости меня, я скажу грубость, но евнухи говорят о том, что если невольница теряет свою красоту, ее либо выдают замуж за кого-то из мелких сановников, либо отправляют обратно на рабский рынок. И последнее - самая жуткая участь, ведь тогда можно попасть в местный бордель.

Софи трогательно краснеет, были вещи, о которых она знала, но которых не принимала в силу возраста и воспитания.

- В любом случае, я молюсь за тебя. За то, чтобы все было хорошо. Может... может, они оставят тебя в качестве калфы, служанки? Мне кажется, это тоже неплохой вариант.

Подпись автора

- Нет... то есть... - Софи заметно тушуется. - Извини, я ничего такого не имела ввиду...

Она снова заливается краской и опускает голову, скрывая выступившие на длинных светлых ресницах слезы. Софи вряд ли можно было назвать умной девушкой, сообразительности ей точно не занимать, но никто не воспитывал в ней иные качества кроме тех, что могли пригодиться будущей жене и матери. Неосторожные слова ее, наверное, и правда задели Адель, но незлобивый нрав помог Софи отпустить обиду, точнее даже не думать о ней. Она ощущала искреннюю вину и уже не хотела далее дискутировать на тему Господа. Тем более, что сменить веру предстояло лишь тем, кто желал получить долгожданную свободу и выйти замуж за шейха. Так далеко Софи еще не думала. Просто не понимала и плыла спокойно по течению, смирившись с правилами гарема.

- Знаешь, я пойду, - Софи поднимается и разглаживает складки на платье. - Евнухи хватятся меня и станут браниться. Мне предстоит урок чтения сегодня, а затем танцы. Я обязательно загляну к тебе чуть позже, хорошо?

Поддавшись внезапному порыву, она обнимает Адель и целует ее в здоровую щеку. Удивительно, но теперь маленькая француженка спокойно смотрит на подругу, более не делая трагедии из того, что уже случилось. Будь на месте Софи любая другая девушка, она бы скорее позлорадствовала в глубине души над чужой бедой и возблагодарила небесные силы за то, что на одну конкурентку по пути к власти стало меньше. Однако Софи искренне сочувствовала Адель, и даже теперь, удаляясь прочь, уже начинала вновь скучать по ней.

День потек своим чередом. Адель принесли очередные книги, затем, когда сумерки начали опускаться на благословенную землю Басра, в двери снова постучались. Это была прислуга со множеством подносов - настало время ужина, но снеди сегодня оказалось намного больше, чем обычно. Очень скоро тому нашлось объяснение, когда в покоях появляется статная фигура Тагира.

- Да будет этот вечер благословенен для тебя, - коротко выдает он дежурное приветствие и садится напротив Адель. Слуги тут же подносят шаху таз с лимонной водой. - Если не возражаешь, сегодня я составлю тебе компанию.

Какое-то время они едят в тишине. Взгляд Оберона неотрывно следит за Адель, пока еще на грани приличий, но что-то в темных глазах его может тревожить и без того взволнованную последними событиями душу. Шах коротко спрашивает про Софи - разумеется, ему донесли о визите гаремной жительницы.

- Мне сказали, что она красивая и умная девушка, - говорит он, разбавляя вино водой - солнце уже почти село, и Аллах не видел греха. - А еще очень бойкая и все схватывает на лету.

И послушная. Да. Об этом вовсю пела валиде-султан, стремившаяся найти замену провинившейся баш-кадын. Кадиру выслали в Старый дворец, который также называли Дворцом Слез, ибо женщины редко возвращались оттуда. Там жили старые жены и наложницы покойного шаха, а также те, чей возраст уже вышел, но они так и не попали на ложе повелителя. Таким валиде находила порядочных и достойных мужей, как правило, из ближайшего окружения ее сына, ибо жениться на девушке из гарема было делом почетным и праведным. Но Кадиру ждала иная судьба - отныне она никогда не вернется в гарем и не увидит лица своего господина. Оберон сдержал свое, отныне он не хотел даже думать о той, которая когда-то подарила ему счастье.

- Ты верно думаешь, зачем я пришел сегодня, - он промакивает губы салфеткой и кладет ее на колено. - Сегодня пришло письмо от твоего отца. Я исполняю обещанию и передаю тебе послание.

Оберон вынимает из-за пазухи конверт. Печать принадлежит отцу Адель, в этом нет никаких сомнений. И да, конверт совершенно не тронут. Заметив подозрительный взгляд, шах коротко смеется и качает головой.

- Хорош бы я был, коли прочел чужое письмо. Его доставили сегодня утром, с первым кораблем из Франции. Никто не распечатывал конверт и не заглядывал внутрь. Даже я не знаю, что там.

Он многозначительно хмыкает и встает, оправляя одежды. На тарелках еще немало еды, но наверное Адель нужно немного времени, чтобы прочесть письмо в одиночестве. Без лишних слов шах выходит в сад и останавливается около розового куста. Взор его на редкость безмятежен. Оберон и правда не знает, что написал отец девушки, но отчего-то предполагает - речь не идет о ее возвращении.

Подпись автора